Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

— А твоя мать?

— А что она? Он — хозяин и его слово закон. Она такая же вещь, как его меч, лошадь или я, — горечь, пропитавшая эти слова, резанула слух.

Как все же несправедлив мир. Такая веселая, живая, горящая внутренним огнем девушка, обречена сгинуть в застенках монастыря. Еще раз на ее примере я убедилась, как мне повезло оказаться среди оборотней. Там не принято уничтожать личность. Никто не позволит силой забрать дочь из семьи, не поплатившись за это. Там стая — одна семья и каждый имеет право на выбор. Даже Грей, будучи хозяином, не посмел бы заявить на меня свои права без моего согласия. Никто не мог бы меня заставить, даже учитывая, что я не являлась членом стаи. Гай, не будучи моим настоящим отцом, не раздумывая, вступил бы в бой с вожаком и защитил бы любой ценой.

— А кто твой муж? Вдруг знаю, — в очередной раз сменила тему моя новая знакомая.

Она снова улыбалась и, похоже, совсем позабыла о той печали, что совсем недавно жила в ее глазах.

— Грей Вульф.

— Врешь! — настала ее очередь удивляться.

— Зачем мне врать?

— С ума сойти. Оборотень!

То ли обрадовалась, то ли восхитилась она.

— Вы знакомы?

— Нет, что ты? Но кто не знает о лорде оборотне. У нас таких раз-два и обчелся.

— Да, — тихо согласилась я.

— А ты тоже из них? — зачем-то указала она на меня пальцем и еще раз бегло осмотрела с ног до головы.

— Нет.

— Жаль, — кажется, я ее разочаровала. — Говорят с их силой никакие застенки не проблема. Нам бы пригодилось.

Она тяжело вздохнула, поскребла пальцем каменную кладку, словно пробуя свои силы.

— Ага. Не проблема, — улыбнулась я сама себе, вспомнив, как Грей по отвесной стене забирался в окно моей спальни.

Я тогда даже не подозревала, что буду вспоминать те дни с таким волнением и удовольствием. Жаль, нельзя обернуть время вспять. Я скучала не только по Грею, но и по волку с его благоговейным обожанием. И даже по подаркам в виде свежепойманных зайцев.

— Страшно? — шепотом спросила она, как будто боясь, что кто-то из оборотней подслушает нашу беседу.

— Что?

— Жить, говорю, с оборотнем страшно?

— Прекрасно. Нет мужчин более заботливых, нежных и любящих, — чувствуя, как заалели щеки, призналась я, и понимая, что излишне разоткровенничалась, замолчала.

— Говорят, что они съедают младенцев, если те рождаются слишком слабые.

— Бред какой, — возмутилась я. — Они — потрясающие родители.

— Не обижайся, я говорю только то, что слышала.

— Забудь. Все это ерунда, — повысила я голос и замолчала.

Эх, сама всего пару месяцев назад верила во всю эту чепуху, и немудрено, что она под завязку набита такими глупостями.

— Извини. Но это действительно вранье, — уже спокойней сказала я.

— Тебе виднее, — легко согласилась она. — Сама я их ни разу не видела. Земли моей семьи далеко от границы, и там оборотни большая редкость.

— Они замечательные… если не злить, — вспомнился мне перебинтованный Локи.

— Утешила, — сыронизировала она. — Вот придет за тобой муж и перекусит мной.

Я на это только глаза закатила. Кажется, она меня не слушала, когда я говорила, что все эти сплетни ерунда.

— Не станет он тебя есть.

— Так уверена?

— Да.

— Почему? — допытывалась она.

Я чуть было зубами не заскрипела.

— Потому что костлявая, — выпалила я.

— Хорошо, — сказала она и задорно улыбнулась.

— Ты меня дразнишь? — сощурилась я.

— Конечно. А то ведь скучно. Тебя как зовут-то?

— Ромашка.

— Нет, я серьезно, — опять всплеснула она руками, как будто ей невероятно тяжело быть без движения.

— И я серьезно. Близкие и друзья Ромой называют.

— О-о-о!

Я развела руками. А что тут сделаешь? Что есть, то есть.

— Рома, — проговорила он вслух и улыбнулась. — Необычно, но здорово.

А потом она резво поднялась и сделала шуточный книксен.

— Позвольте представиться, миледи. Я леди Лилиан. Лучше просто Лили.

Договорив, она шлепнулась в сено рядом со мной, поднимая пыль.

— Здорово, что ты здесь, — заявила она.

Я подавилась вздохом и уставилась на нее, как на умалишенную. Заметив мой взгляд, она поспешила исправиться.

— Здорово, что мы встретились. Не представляешь, как тоскливо быть все время одной. Дошло до того, что я стала в шахматы сама с собой играть. Кстати, хочешь партию? — спросила она в конце своей тирады и умоляюще посмотрела на меня.

— Играть? Шутишь?

— А что? Ты спать хочешь?

— Я сейчас не усну, даже если меня напичкать под завязку ромашковым настоем.

— Вот видишь. Погулять нас тоже никто не отпустит, сама понимаешь. Ну, так что?

Может, это и было бы хорошей идеей, если бы не одна загвоздка.

— Я не умею, — развела я руками, извиняясь.

— Я научу, — с пугающим энтузиазмом заявила Лили.

Она проворно перенесла свечу на пол и, расчистив от сена кусочек пола, где были начерчены клеточки, принялась расставлять камешки.

— Обменяемся знаниями, — вдруг предложила она. — Я тебе о шахматах расскажу, а ты мне об оборотнях.

Я настороженно замерла и напряженно спросила:

— Что ты хочешь знать?

Лили заметила перемену в моем настроении, и рассмеявшись заверила:

— Я не собираюсь выведывать секреты. Просто жуть как любопытно. Так что сведения о том, где твой муж хранит звериные сокровища, можешь оставить при себе.

— Звериные что? Сокровища? Ты сейчас о чем?

Девушка, оставив в покое камешки, воззрилась на меня с не меньшим удивлением.

— А он у тебя точно оборотень?

— Более чем, — озадачила я ее ответом.

Она зачарованно вздохнула:

— Значит, и об этом врут.

Но расстраиваться долго она явно не умела, и потому передернув плечиками, предложила:

— Приступим.

— Глазам своим не верю, — первый из оцепенения вышел Гай.

Вот он — ответ на все многочисленные вопросы и нестыковки. Все было у меня перед глазами, но осознание этого запоздало. Мы днями и ночами выслеживали тех, кто покидал замок. Мы следили за возможным появлением чужаков и даже тайком досматривали личные вещи и лошадей всех тех, кого дела звали в дорогу. Но только тот, единственный, кого мы искали, ни разу не покинул стен замка. Ни разу не попал в поле зрения дозорных и часовых. Ему это было не нужно.

Гай цветасто выругался и потер лицо руками.

От его слов почтовый голубь на окне встрепенулся. Я прекрасно помню эту пеструю птицу, именно она была любимицей Ромы. Ромашка часто оставляла крошки на окне и разговаривала с ней, когда думала, что никто не слышит. Однажды даже жаловалась на меня.